Я — тень от чьей-то тени. Я — лунатик двух темных лун.
И вот он — дворец императора Клавдия II. Меня вводят в богато украшенную залу для купания (император в это время принимает ванну, и несколько прелестных девушек массируют его старое и безобрано разжиревшее тело), и вот он вкрадчиво говорит мне:
— Любовь — это боль, ты разве не знаешь?
— Знаю, — отвечаю я!
— Любовь, страсть, жестокость — звенья одной цепи, ты разве не знаешь?
— Знаю, — отвечаю я!
— Что наверху, то и внизу, ты разве не знаешь?
— Знаю!
— Тогда оправдайся в своем поведении, если сможешь...
Он предлагает сесть рядом с ним... И я, немного подумав, начинаю говорить:
— Да, любовь — это болезнь, вы правы! Обычно она напоминает глупую гонку за своей собственной фантазией, и эта иллюзорная погоня полна мучительной похоти, драматизма и в итоге оборачивается чередой жесточайших разочарований, в которых пламенная страсть, чаще всего, оборачивается холодной ненавистью и изменами... И я знаю это! Но я знаю также солдат, которые без рук, без ног, с ползущими за ними кишками, зубами рвали врага, потому что их ждали дома любимые женщины. Я прошел с ними через семнадцать больших сражений и я знаю, чьи имена они выхаркивают, когда за недостатком обезболивающих препаратов, я по живому шью им раны, и когда их зубы крошатся от боли! Я знаю, какие слова выплевываются из них вместе с кровью, когда я без наркоза отпиливаю им загангрененные ноги и руки! Я знаю, на кого они молятся и кого зовут, когда лежат, вывернутые наизнанку, на моем залитом кровью операционном столе! Они зовут своих женщин! И они только потому и выживают, что эти женщины, в задымленном болевым шоком сознании, приходят к ним! Приходят и поют им песни о любви, и кладут им руки на головы, и те выживают! Не потому что я хороший врач, а потому, что им есть, за что держаться в этом аду! Да, их профессия — ненависть! Но это снаружи, а внутри... Вы знаете, что держит их внутри? Что заставляет их выживать?
После этой тирады император молчит несколько минут, как вы видите, потом так же молча выходит из ванны, заворачивается в мягкие полотенца и бросает мне, уходя: "Я придумал, как ты умрешь"...
(с) отрывок из Фрэнки-шоу. Святой Валентин.
— Любовь — это боль, ты разве не знаешь?
— Знаю, — отвечаю я!
— Любовь, страсть, жестокость — звенья одной цепи, ты разве не знаешь?
— Знаю, — отвечаю я!
— Что наверху, то и внизу, ты разве не знаешь?
— Знаю!
— Тогда оправдайся в своем поведении, если сможешь...
Он предлагает сесть рядом с ним... И я, немного подумав, начинаю говорить:
— Да, любовь — это болезнь, вы правы! Обычно она напоминает глупую гонку за своей собственной фантазией, и эта иллюзорная погоня полна мучительной похоти, драматизма и в итоге оборачивается чередой жесточайших разочарований, в которых пламенная страсть, чаще всего, оборачивается холодной ненавистью и изменами... И я знаю это! Но я знаю также солдат, которые без рук, без ног, с ползущими за ними кишками, зубами рвали врага, потому что их ждали дома любимые женщины. Я прошел с ними через семнадцать больших сражений и я знаю, чьи имена они выхаркивают, когда за недостатком обезболивающих препаратов, я по живому шью им раны, и когда их зубы крошатся от боли! Я знаю, какие слова выплевываются из них вместе с кровью, когда я без наркоза отпиливаю им загангрененные ноги и руки! Я знаю, на кого они молятся и кого зовут, когда лежат, вывернутые наизнанку, на моем залитом кровью операционном столе! Они зовут своих женщин! И они только потому и выживают, что эти женщины, в задымленном болевым шоком сознании, приходят к ним! Приходят и поют им песни о любви, и кладут им руки на головы, и те выживают! Не потому что я хороший врач, а потому, что им есть, за что держаться в этом аду! Да, их профессия — ненависть! Но это снаружи, а внутри... Вы знаете, что держит их внутри? Что заставляет их выживать?
После этой тирады император молчит несколько минут, как вы видите, потом так же молча выходит из ванны, заворачивается в мягкие полотенца и бросает мне, уходя: "Я придумал, как ты умрешь"...
(с) отрывок из Фрэнки-шоу. Святой Валентин.